Смотрим в два лица репрессий
Анархическое движение в разных частях и плоскостях «России» переживает небольшой моральный подъём на фоне продолжающегося ресурсного и идейного упадка. Сложно предположить, во что разовьются такие (может быть, ещё относительно благоприятные) условия, потому кажется, что нет лучше времени, чтобы проработать недавние и текущие ошибки, приложить к решению силы, пока они у нас есть. Одной такой ошибкой мне видится сужение понятия репрессий — сначала из потребности экономить силы, а вскорости по привычке.
Когда трава была зеленее, а деревья — выше, группы Чёрного креста занимались противодействием репрессиям в их полноте: в начале нулевых (и даже десятых — в Беларуси) упреждение репрессий входило в круг работы АЧК — от старшего поколения нам достались свидетельства той работы.
До сих пор потребность говорить о безопасности видят многие причастные к работе АЧК, АЧК-подобных организаций и общественных центров, которые помогают узникам и узницам «России», — как правило, как ответ на новые волны преследований: Шамина, уехав, строила протоколы оперативной безопасности для активистских коллективов (пусть непубличный, немаловажный труд), Асташин непродолжительное время вёл отдельный тематический канал о разных видах личной безопасности, из материалов Дзядка собирались памятки для протестующих Беларуси.1
Если не ввести в оборот тезис, что упреждение репрессий — насущная задача любой ячейки АЧК, сама тема упреждения отходит на второй план. Узни·цы и «аудитория» занимают противоположные роли: первые принимают благотворительность, вторые выступают источником ресурсов. Помогать «аудитории» — неочевидная задача, хотя в каждом проекте вам скажут с порога: нет у нас столько сил, чтобы обеспечивать поддержку всем новым и новым людям, которых затягивает машина государственного преследования. Если и есть у проекта педагогический ракурс, строят его обычно на историях уголовных дел и быта заключённых-подопечных — хорошее инженерное решение, которым закрывают сразу несколько задач: вызвать аудиторию на эмпатическое отношение к узни·цам, описать признаки солидарности. Насколько важно ощупывать отдельные части слона, которого мы не способны охватить взглядом в один момент времени, я бы предложил также показывать фотографии того же слона целиком, всем, кто касается тела животного. Не ограничиваться описанием частных случаев угроз частным лицам, но и делать выводы о сущности угроз на основе как общих принципов репрессивных машин, так и из актуальной практики.
У каждого сообщества может найтись свой ответ на то, как показывать сразу оба лица репрессий: первое — уголовное преследование, второе — учёт социальных связей, разобщение и нарушение связности движения, обездвижение сообществ. Но некоторое общее сходство я рискну выделить — потому что мы можем говорить о ряде общих привычек, образов действия, общих бедах в лице институций (всё, что мы называем «Россией»). Более того, за всеми случаями властвования и стремления подчинять я готов видеть одни и те же инстинкты, общий корень, что позволит нам обращаться к опыту более ресурсных регионов за пределами «России», где люди часто позволяют себе рефлексию — и рады делиться опытом сопротивления.
Тут самое время заговорить о культуре безопасности — наборе коллективных привычек, который позволяет преодолевать сложные обстоятельства труда и организации. Одно из главных «обстоятельств» у радикальных кругов — репрессии, в их условиях и в пику им условные «мы» организуем совместное действие. Культура безопасности уже заведена и действует во всяком коллективе, если тот успел задаться целями и хотя бы чего-то — чего угодно — добиться (сам по себе коллектив — уже плод совместных усилий). Совсем другое дело, оберегает ли существующая культура безопасности участников и участниц коллектива от внимания государства. Проверить её эффективность выйдет, только выделив её над бытом, сделав предметом рассмотрения и дискуссии. Это совсем не значит, что культура безопасности проверяется разговорами и моделированием, но практика просит рефлексии.
Я часто ловлю себя на спорах с современными практиками безопасности, что укоренились в постсоветских активистских кругах. Уместить их, думаю, можно в две максимы: никогда не разговаривайте с провокаторами
2 и «пользуйтесь технологическим продуктом n». Руководствуясь ими, тяжело покинуть собственную раковину, о совместном действии и речи не идёт. В приступах бессилия мы начинаем втайне от потенциальных союзников пробивать их паспорта по слитым базам силовиков, а практики обращения с законом бездумно копируем у тех, кто построил себе репутацию на поддержке гражданского неповиновения в самых стерильных определениях «ненасилия».
Опыт уже помянутых движений из более ресурсных стран свидетельствует: тема культуры безопасности — не предмет интересов отдельных профессионализированных энтузиастов, она поддаётся широкому распространению в той же мере, что и метод консенсуса или тактика чёрного (или любого другого) блока. Остаётся решить: чья это забота — инициировать разговор о культуре безопасности?
Активист·ки не перестали ввязываться в волнующие их задачи на разных фронтах, но коллективы-эрудиты будто бы ушли в прошлое. Может быть, это признак разрастания репрессий: успех активизма требует профессионализации (иногда — требует мнимо и безосновательно, но мы всё равно оказываемся готовы нарастить панцирь-компетенцию). Может быть, это симптом всё ускоряющегося соревнования за внимание аудитории в интернете платформенного капитализма: виртуальные пространства гораздо чаще служат приютом для радикалов нежели пространства физические (где не нужно встраиваться в бо́льшую витрину и играть в товары/бренды). Так или иначе, тема противодействия репрессиям расщепилась на две — предупреждение внимания государства и опека тех, кто с этим вниманием успел столкнуться, — каждая развивается в большом отрыве от другой, в своих уголках. Сводить их всё ещё возможно, но для этого, как мне кажется, нужны радикально новые пространства организации.
Счастье любит тишину: сильным подспорьем станет, сумей мы выйти за пределы коммерческих платформ и обосноваться на независимых виртуальных площадках — сайтах, блогах или в федивёрсе. Цифровая автономия требует ресурсов — к счастью, любое движение отдельно взятой юрисдикции, в каком бы упадке ни находилось, может полагаться на ресурсы радикальных провайдеров со всего света (по крайней мере, пока юрисдикция не отключилась от внешнего интернета). Горизонт радикального обновления физических пространств ещё очевиднее: если нам суждено мыкаться по углам, нужно кратно увеличить количество углов, пусть они будут маленькими и подвижными. Каждый и каждая причастны к дистроизму, кто как горазд. Каждый и каждая говорят о двух лицах репрессий — с сайтов и страничек ячеек АЧК и АЧК-подобных коллективов, на вечерах писем заключённым, гигах в их поддержку, даже на памятных датах.
«Нам» ещё предстоит выработать не одну культуру безопасности, собственную, заточенную под постпутинскую эпоху, где государство может не найти резона на активную вооружённую экспансию, но без сомнений оставит за собой имперскую доктрину, где система надзора и контроля обрастёт возможностями, которые ей подарит школа черносотенства, высвободившийся ветеранский ресурс и модернизация систем управления финансовыми потоками. Картину будущего можно разглядеть лишь в самых общих чертах, вернее даже — нет и намёка, что будущее «России» окажется одним на всех. Чем плодить мазохистские фантазии и подробные физиологии будущего монстра, я хочу планировать, как «нам» окрепнуть в наших конкретных контекстах. Для этого пригодятся все доступные средства, любые рецепции — при условии, что мы различаем историческую уникальность каждого успешного или неудачного примера и не строим ни канонов ни утопий.
Актуальные материалы о культуре безопасности:
«Полезные советы» от АЧК-Москва и раздел в библиотеке АЧК-Беларусь
Переводной зин «Как создать группу АЧК» говорит: противодействие репрессиям входит в круг целей, которыми может задаться коллектив. Зин собран небрежно, сверяйтесь с оригиналом: Starting an anarchist black cross group: A guide
Библиотека угроз No Trace Project
Я обязательно упущу чей-то вклад, не в последнюю очередь потому, что не все деятельно вовлечённые светят лицами и именами, а кто светит, далеко не всегда сами выбирают публичность — государство и его подпевалы делают выбор за них.↩
Печальный заголовок предисловия авторства Евгения Бузева к книге Ричарда О'Рау «Грязная война Стейкнайфа».↩